— Не знаю… Она может удивиться, что я посылаю человека с подобными поручениями.
— А я могу сказать, что пудреница непременно должна фигурировать на портрете. Он так и будет называться «Девушка в зеленом, пудрящая нос».
Эдит фыркнула.
— Тогда зрители станут обращать особенное внимание на мой нос, который вовсе не отличается классической правильностью! Лучше встретимся на вокзале. Я тоже проедусь, навещу бабушку, в прошлый раз мне показалось, что она неважно себя чувствует. Она ни за что не скажет об этом по телефону — всегда боится, что я из-за нее нарушу свои планы.
И вдруг ее ужалила мысль: завтра прилетает Сесил! Она за эти дни разговаривала с ним по телефону два раза, очень коротко, Сесил и сам не склонен был затягивать разговор. И оба раза Эдит беззастенчиво врала ему, когда он спрашивал, что она делает вечерами. Сказала, что встречалась со школьной подругой, которая приехала из Шотландии в Лондон на неделю, У нее и правда была такая подруга, Венди Макгрегор, которая сразу после школы вышла замуж за шотландца и уехала к мужу в Абердин.
Ну не могла она сказать по телефону, что гуляет со своим новым знакомым, художником, который пишет ее портрет!
Ей до сих пор было так легко и хорошо с Мэтью, что она совсем не задумывалась, как Сесил отреагирует на это ее новое знакомство.
Но в глубине души Эдит сознавала, что ему это не понравится.
Мысли о Сесиле, предстоящей встрече с ним и неизбежном разговоре сразу навалились на нее камнем. Эдит словно вынырнула из розового романтического тумана и увидела вещи такими, какими они были в реальности.
— Мэтью, пожалуй, я не смогу завтра поехать к бабушке. Завтра приезжает.., один мой друг, и я должна буду с ним встретиться, — медленно выговорила она. Он молча смотрел на нее, и она чувствовала, что он ждет продолжения. И Эдит сказала:
— Меньше чем через месяц я выхожу замуж. Он тоже работает в Форин-офисе, это сын наших хороших знакомых, очень талантливый, многообещающий дипломат. Мы дружим с самого детства. Его зовут Сесил Лайтоллер.
Ей показалось, что Мэтью вздрогнул, его глаза вспыхнули, но тут же погасли. Он отвернулся и стал смотреть на реку, которая была уже совсем черной, и в этой непроницаемой черноте плескались оранжевые желтки фонарей.
— Ты видела его портрет в моей папке, — произнес Мэтью спокойно. — Хочешь спросить, хорошо ли я его знаю?
— Да, хотелось бы знать, — подтвердила Эдит, задетая его холодным тоном.
— Не могу сказать, что мы близко знакомы, но встречаться приходилось, в основном по работе. Ты его очень любишь? — спросил он тихо.
Эдит молчала. Дело в том, что ее язык в эту минуту отказался ей повиноваться. Она хотела сказать «да», но язык вдруг взял и не послушался.
Мэтью решил, что она обиделась на такой нескромный вопрос.
— Извини. Это был глупый вопрос. Ты не из тех, кто выходит замуж без любви. Пойдем, я провожу тебя домой, а то дождь усиливается.
Он встал, держа над ней зонт, она тоже поднялась, и они медленно двинулись в сторону вокзала Виктории.
— Мне все-таки интересно, чем он тебе так не нравится? — спросила она немного погодя, хотя некоторое время назад решила ни за что об этом не спрашивать. — Тем более что, по твоим словам, вы практически незнакомы. Это что — нелюбовь с первого взгляда? По-моему, это единственный портрет, где ты так отчетливо выразил свое негативное отношение к человеку.
— Считай, что я погорячился, — усмехнулся он. — Потом, в моей коллекции портретов явно не хватало злодея.
— И ты решил сделать злодея из Сесила? — возмутилась она. — Чем же он тебе так не угодил?
— Просто показалось забавным — передать контраст между красивой внешностью и не слишком привлекательной сутью.
— Что-то мне не очень понятно. Ты что же — взял и приписал ему отрицательные качества по собственной прихоти?
— Писатель ведь вправе, встретив какого-то человека, придумать ему характер и историю, которая может совсем не совпадать с действительной.
— Писатель руководствуется фантазией, но художник.., разве он не обязан говорить о человеке правду?
— Я сам считаю, что рисунок получился неудачным, — сказал он. — Пожалуй, я его уничтожу, прямо сегодня же вечером. Выброси это из головы, Эдит.
Дальше они шли молча. Внутри у Эдит все кипело от возмущения. Какое право Мэтью имеет по собственной прихоти наделять человека теми чертами, которыми он не обладает, — отрицательными чертами? Впрочем… разве можно изобразить доброго человека злым? Это нонсенс. Обычно художник просто рисует портрет, и на нем как бы сами собой проступают свойства натуры изображаемого человека. А шарж — это преувеличение вполне безобидных недостатков. Шарж можно сделать из каждого. Но почему Мэтью именно к Сесилу так отнесся?
Когда они остановились у подъезда, она ничего не чувствовала, кроме желания побыстрее проститься. Она холодно кивнула.
— До свидания.
— Да свидания, Эдит, — откликнулся он, не делая попытки поцеловать ей хотя бы руку.
Вчерашнего поцелуя словно бы не было и в помине. Он стоял, смотрел на нее, и она ничего не могла прочитать в его взгляде. — Думаю, мы за эту неделю сделали достаточно набросков. Теперь осталось перенести все это на холст.
Я позвоню, когда портрет будет готов.
— Надеюсь, тебе не придет в голову придать мне какие-то злодейские черты, — едко сказала она.
— Нет, ты очень ловко скрыла их от меня, — ответил Мэтью, слегка усмехнувшись.
Эдит повернулась и вошла в подъезд, недовольная собой, Мэтью, а также прилетающим завтра из Монако Сесилом. Не успела она войти в квартиру, как зазвонил телефон. Эдит метнулась к нему, споткнулась в темноте о край ковра и едва удержалась на ногах.